— Я знаю, что вы можете ей помочь, — сказала Шарлотта. — Вы спасли Ефимию Брайс и Джесмин Грант.
Миссис Гундерсон, продолжая качать головой, начала задирать юбки Люсинды, и в это же мгновение фургон дернулся, возобновляя свое медленное и неровное движение.
Итак, Маркус повел упряжку дальше, про себя отметила Шарлотта. Другого выбора, кроме как продолжать путь, конечно, не было.
Худые ноги Люсинды выглядели как палки, вены были едва видны, колени были почти такими же маленькими, как у ребенка.
Когда миссис Гундерсон подняла юбку Люсинды еще выше, у Шарлотты перехватило дыхание. Она не хотела смотреть на то; сколько крови вытекло из тела Люсинды, не хотела думать, что означает то, что сестра не просыпается.
— Бедняжка, — прошептала миссис Гундерсон. — Я всегда говорила, что если бы мужчинам пришлось хоть раз испытать боль и страх смерти при рождении ребенка, наши «посиделки» с ними случались бы намного реже и с большими перерывами.
С чувством вины и стыда Шарлотта подумала о своем наслаждении прошлой ночью, о своих эгоистичных помыслах и планах. Она старалась выбросить из головы еще одну мысль, которая с самого утра преследовала ее: рождение ребенка. Дитя, которое могло появиться на свет в результате вспышки страсти, с которой у нее не хватило сил совладать.
— Ставь своей сестре компрессы так часто, как только сможешь, Шарлотта, — сказала миссис Гундерсон странным испуганным голосом. — Если у тебя нет чистых тряпок…
— Я найду их, — оборвала ее Шарлотта. — Это все? Миссис Гундерсон посмотрела ей в глаза.
— Дорогая, обрабатывай ее рану изнутри, благо твоя сестра находится в полусне… — Ее голос затих, когда она вытерла руки о носовой платок и полезла в свою сумку. Она с силой втиснула в руку Шарлотты маленький пакетик порошка. — Заставляй бедняжку принимать по одной щепотке этого каждые четыре часа, если она проснется. Это мой собственный рецепт: спорынья, чуточку ивовой коры и немного черного пороха для хорошего действия.
— Она должна проснуться, — сказала Шарлотта, глядя сверху на Джейкоба. Удивительно, но малыш продолжал спать.
«Люсинда должна проснуться, — говорила себе Шарлотта. — Как может женщина, у которой есть маленький ребенок, не проснуться хотя бы только для того, чтобы еще хоть раз вдохнуть запах его волос или почувствовать прикосновение этих крошечных пальчиков? Просыпайся, чтобы мы могли поговорить с тобой обо всем, — думала Шарлотта. — Просыпайся, чтобы Маркус мог сказать тебе, что я невоспитанная и сварливая, всюду сую свой нос, а ты ответишь, что мы сестры, и только это имеет значение. Просыпайся, чтобы сказать мне, чтобы я не влюблялась!»
Миссис Гундерсон погладила Шарлотту по щеке:
— Спасти твою сестру может только чудо, дитя мое, но если бы мы не верили в чудеса, никто из нас не отправился бы в это путешествие.
Еще через мгновение она ушла. Шарлотта накладывала компресс за компрессом, но это не помогало. Она понятия не имела, сколько времени прошло, когда с воплем проснулся Джейкоб. Шарлотта была уверена, что это знак о том, каким будет для нее этот мир без сестры.
Вопли Джейкоба превратились в визг. Он размахивал маленькими ручонками в воздухе, а Шарлотта подняла его на руки и держала у своей груди, уже не надеясь, что его крики разбудят Люсинду.
Сестра лежала неподвижно, находясь где-то слишком далеко, чтобы можно было вернуться.
— Я найду для тебя молока, — прошептала Шарлотта. — Обещаю, что найду, милый.
Она сказала Маркусу, что забирает Джейкоба, чтобы подыскать кого-нибудь, кто бы мог его нянчить, и Маркус с отсутствующим видом кивнул.
— Миссис Гундерсон сказала» что ничего не сможет сделать для Люсинды, — тихо произнес он.
Шарлотта пошла вперед, направляясь к женщине, которая, как она знала, недавно родила ребенка. Они до этого перебросились с Амелией Везервокс, у которой было больше всего детишек, всего несколькими словами. Но они купались вместе в ручье Альков, а ее фургон находился недалеко. По правде говоря, Шарлотта не могла себе представить, что найдется на свете женщина, которая сможет отвернуться от новорожденного, который, очень может быть, скоро потеряет свою мать.
Миссис Везервокс правила упряжкой своих быков, а ее дети ехали в фургоне. Когда Шарлотта приблизилась, миссис Везервокс — худая, со свисающими прядями редеющих темных волос и серыми беспокойными глазами, — глянула на нее и отвернулась.
— Моя сестра очень больна, — обратилась к ней Шарлотта. — Не могли бы вы приютить ее мальчика у себя ненадолго, миссис Везервокс?
Миссис Везервокс хлестнула одного из быков кнутом, как будто не слышала Шарлотту.
— Миссис Везервокс?
— Вперед! — прикрикнула она на своих уставших быков, чтобы те ускорили шаг.
— Моя сестра умирает! — услышала Шарлотта свой собственный голос и вздрогнула, надеясь, что ее слова не станут правдой.
— Я — женщина, которая ходит в церковь, и у меня есть муж, который тоже ходит в церковь, — отрывисто прокричала миссис Везервокс. — И, в отличие от вас, я считаю это правильным, миссис Далтон.
— Ради бога, почему вы думаете, что я стану вмешиваться в ваши дела? — закричала Шарлотта. — Я только хочу, чтобы вы покормили ребенка!
— Возможно, вам нужно было подумать об этом до того, как… — Ее голос замер. — Возможно, вам нужно было подумать об этом до того, как вмешиваться в дела Смитерсов и… делать все эти неприличные вещи.
Она снова взмахнула кнутом, и фургон двинулся вперед по дороге.