Дорогами судьбы - Страница 34

— Простите, но я не понимаю, что вы хотите сказать, — сказала Шарлотта, — Только не говорите, что вы считаете правильным, что Бидди Ли и Бен Люциус являются собственностью Смитерсов.

— Не мне соглашаться с этим или осуждать! То же самое касается тебя. Ходят слухи, Шарлотта, что вы с этой девчонкой плетете какие-то интриги. Ты очень пожалеешь, если испачкаешься во всем этом, дорогая моя.

Шарлотта почувствовала охвативший Люсинду страх, даже не глядя на нее, — это было сродни тому ужасу, который был способен охватить сердце сестры еще в ту пору, как она была маленькой девочкой.

— Я не буду слушать эту чепуху, — сказала Шарлотта.

— Но, Шарлотта, — просила ее Люсинда, — если миссис Гундерсон говорит…

— Мне все равно, что говорит миссис Гундерсон, — огрызнулась Шарлотта. Она посмотрела в глаза повитухе. — Я не допущу, чтобы Джок Смитерс, Скит Смитерс или кто-то другой говорил мне, с кем я могу разговаривать, а с кем — нет, миссис Гундерсон…

— Ты не знаешь этих людей, — сказала миссис Гундерсон.

— Тогда, может быть, я узнаю о них больше, чем мне бы хотелось, но, черт побери, я не позволю им указывать мне, с кем я могу разговаривать!

Шарлотта знала, что Люсинда, несмотря на свое состояние, хотела бы поговорить с ней об этом. Но ей не хотелось слышать нотки паники в ее голосе, и ей не хотелось говорить то, о чем она позже пожалеет. Итак, она ушла, унося в ведерке детское место, чтобы потом отправиться на поиски спорыньи.

— Эта травка поможет тебе, если появятся какие-то проблемы, — сказала Шарлотта, не желая обсуждать их с Люсиндой женские дела в присутствии Маркуса. — Индианка сказала, что ты очень быстро встанешь на ноги.

Они услышали, как Маркус демонстративно хмыкнул, но Шарлотта не обращала на него никакого внимания.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, глядя на бледное лицо сестры.

— Сносно, — сказала Люсинда. — Чувствую слабость во всем тепе, но разве этого не должно быть? Я чувствую себя лучше, чем предполагала.

Шарлотта кивнула.

— Хорошо. Еще я слышала, что неплохо было бы иметь под рукой ивовую кору. Думаю, я постараюсь достать немножко сегодня вечером, раз уж здесь так много индейцев-канза.

Маркус хмыкнул еще раз. Шарлотта больше терпеть не стала.

— У тебя забит нос, Маркус, и тебе тоже нужно лекарство? Или у тебя возникли проблемы с индейцами, которыми ты бы хотел с нами поделиться?

Маркус поставил на пол свою тарелку.

— Я расскажу тебе, в чем проблема. Проблема в том, что вы все обращаетесь с этими дикарями слишком мягко, будто они могут вылечить вас и обеспечить всем необходимым. Вы что, не видите, что это просто немытые попрошайки?

— Они делятся с нами своей едой! — воскликнула Шарлотта. — Это называется гостеприимством — по крайней мере, так считают мистер Эшкрофт и мистер Пенфилд, Блиссы, капитан Тайлер и другие здравомыслящие люди из нашего каравана. Канза попрошайничают не больше, чем ты и я, когда идем меняться.

— Да ты что? Как ты думаешь, сколько пищи они съели во время всех этих маленьких перекусов сегодня вечером?

— И что из этого? Откуда ты знаешь, что через неделю мы не застрянем где-нибудь или нам не понадобится что-то, что есть только у индейцев? Кроме того, некоторые наши люди многих из них хорошо знают.

— И вот мы снова вернулись к славному Люку Эшкрофту, — пробормотал Маркус.

— Все выигрывают от мирных отношений с индейцами! — возмутилась Шарлотта.

— Это грязные, хитрые воришки, — упрямо повторил он, скрещивая руки на груди. — Ничто и никогда не убедит меня в обратном.

Шарлотте хотелось закричать. Безусловно, бессмысленно было пытаться переубедить Маркуса, она об этом знала. Но как же Люсинда и маленький Джейкоб, чьи крошечные губки напоминали нежный розовый бутон?

— И с такими убеждениями ты собираешься растить своего сына? — спросила Шарлотта, глядя на Люсинду, прижимавшую малыша к груди.

— Шарлотта, — тихо сказала сестра. — Он спит. Пожалуйста, не ссорьтесь!

— Я спрашиваю не его, я спрашиваю тебя! — воскликнула она. Страдальческий взгляд Люсинды разозлил ее больше, чем любые слова Маркуса, и Шарлотта, схватив одну из рубашек, сшитых их матерью, помчалась прочь от палатки — мимо семей, обедавших вместе с индейцами, мимо лошадей и быков, щипавших редкую, выбитую скотом траву прерий, мимо тощих, изнуренных поездкой собак, бродивших по твердой земле в поисках чего-нибудь съедобного. За кольцом фургонов она увидела индианку, у которой она достала спорыньи. Та торговалась с семьей Вестроу. Шарлотта думала о том, как Маркус назвал индейцев — немытые попрошайки, — и испытывала сильное искушение вернуться к костру и избить его.

Но она прикусила язык, сдерживая свой гнев, и попросила у индианки еще немного трав в обмен на ситцевую рубашку.

— У меня нет больше спорыньи, но я знаю, у кого она есть. Подождите, — сказала та. — Это для вас?

Шарлотта покачала головой, думая, что, если спорынья помогает женщинам поправиться после родов, то ей, наверное, она не пригодится никогда.

— Нет, для моей сестры, — сказала она.

— Подождите здесь, — мягко сказала индианка и убежала.

Спустя полчаса Шарлотту окутала темнота. В сумраке светились костры, вечерние звуки превратились в звуки ночи, а Шарлотта все ждала, размышляя, что же могло случиться. Она знала, что, возможно, имеет смысл подойти к одному из канза завтра утром до того, как соберут палатки, и тогда совершить сделку. Но что, если индейцы уже уехали из этой местности в поисках другого каравана?